Бог нажимает на кнопки  - Ева Левит

– А ведь вешали микрофон беспроводной на рубашку сучке! – кричала Клара в свой продюсерский телефон.

Но продюсеры не слышали. Они тоже стояли в очереди с камнями. Чтобы не выделяться. Чтобы потом никто не ткнул пальцем и не сказал: «А почему это ты не бросал?»

Бросок, еще бросок.

Бросок, еще бросок.

В месте, где недавно еще виднелось белое тело, образовался высокий холм.

И он все рос и рос. И бросание камней становилось уж совсем бессмысленным, потому что никак не могло повлиять на судьбу убиенной. Но они все-таки бросали. Бросали и бросали. Пока людей на площади не осталось совсем.

И только тогда камеры погасли, а в эфире возникло прекрасное лицо живого Бога, который благодарил публику за внимание и разъяснял возвышенную суть произошедшего.

По его словам, душа девушки сейчас ликовала на Небесах, получив полное искупление грехов, заслуженное страданиями.

И Бог улыбался с экрана, признаваясь в пылкой любви к убитой и ко всем живым.

Да никто и не сомневался, что душа бывшей преступницы, а ныне святой воспарила к священным высям. Но тело ее оставалось пока внизу, погребенное под такой невыносимой тяжестью, которую могут создать только сплоченные общей верой народы – плечом к плечу, сообща.

В метро Евгений втиснулся между крупным, громко дышащим дядькой и щуплым подростком лет двенадцати-тринадцати на вид. От дядьки несло каким-то кислым духом, а от мальчика, наоборот, мороженым. И еще тоской. Интересно, был ли он лично несчастен в этот момент своей жизни или тоску навеяло ему чтение, в которое он, трясясь в этом шумном вагоне, был всецело погружен?

Маленький экран карманного компьютера услужливо подставил Евгению, нависающему над подростковым плечом, свое содержание. И он понял, что мальчик читает «Старуху Изергиль» – обязательное произведение из школьной программы.

Евгений и сам любил эту книжку, а потому от нечего делать тоже предался чтению, стараясь попадать в такт прикосновениям мальчика к экрану, переворачивающим виртуальные страницы.

Школьник читал про горящее сердце Данко, и Евгений синхронно вспоминал отдельные строки и даже целые абзацы, которые его оживленные глаза впитали в себя пару лет назад и сейчас восстанавливали с практически фотографической точностью, даже если мальчик двигался и случайно заслонял от него свой экран.

Вот Данко появляется перед отчаявшимися от страданий в темном и смрадном лесу, теряющими лицо людьми.

«Данко – один из тех людей, молодой красавец. Красивые всегда смелы. И вот он говорит им, своим товарищам:

– Не своротить камня с пути думою. Кто ничего не делает, с тем ничего не станется. Что мы тратим силы на думу да тоску? Вставайте, пойдем в лес и пройдем его сквозь, ведь имеет же он конец – все на свете имеет конец! Идемте! Ну! Гей!..

Посмотрели на него и увидали, что он лучший из всех, потому что в очах его светилось много силы и живого огня.

– Веди ты нас! – сказали они.

Тогда он повел…»

«Интересно, правда ли это? – подумал Евгений. – Действительно ли красивые всегда смелы? Вот учитель – редкой красоты. А смел ли он? Пожалуй, что и смел. Или больше дерзок? Но означают ли красота и смелость еще и обязательную приверженность добру?»

Евгений уже знал ответ на этот вопрос, хотя многое в его нынешней философии пока не сходилось и торчало в разные стороны, как непослушные вихры на голове того же самого подростка.

Мальчик периодически встряхивал головой и поправлял назойливые пряди пальцами. Вот бы и Евгению сделать так со своими мыслями и чувствами – пригладить, причесать, определиться, кто он такой и зачем он есть?

А Данко на экране между тем сталкивался лицом к лицу с человеческой злобой неверующих и несмелых:

«Это был трудный путь, и люди, утомленные им, пали духом. Но им стыдно было сознаться в бессилии, и вот они в злобе и гневе обрушились на Данко, человека, который шел впереди их. И стали они упрекать его в неумении управлять ими, – вот как! Остановились они и под торжествующий шум леса, среди дрожащей тьмы, усталые и злые, стали судить Данко.

– Ты, – сказали они, – ничтожный и вредный человек для нас. Ты повел нас и утомил, и за это ты погибнешь!

– Вы сказали: “Веди!” – и я повел! – крикнул Данко, становясь против них грудью. – Во мне есть мужество вести, вот потому я повел вас! А вы? Что сделали вы в помощь себе? Вы только шли и не умели сохранить силы на путь более долгий! Вы только шли, шли, как стадо овец!

Но эти слова разъярили их еще более.

– Ты умрешь! Ты умрешь! – ревели они.

А лес все гудел и гудел, вторя их крикам, и молнии разрывали тьму в клочья. Данко смотрел на тех, ради которых он понес труд, и видел, что они как звери. Много людей стояло вокруг него, но не было на лицах их благородства, и нельзя было ему ждать пощады от них. Тогда и в его сердце вскипело негодование, но от жалости к людям оно погасло. Он любил людей и думал, что, может быть, без него они погибнут. И вот его сердце вспыхнуло огнем желания спасти их, вывести на легкий путь, и тогда в его очах засверкали лучи того могучего огня… А они, увидав это, подумали, что он рассвирепел, отчего так ярко и разгорелись очи, и они насторожились, как волки, ожидая, что он будет бороться с ними, и стали плотнее окружать его, чтобы легче им было схватить и убить Данко. А он уже понял их думу, оттого еще ярче загорелось в нем сердце, ибо эта их дума родила в нем тоску. А лес все пел свою мрачную песню, и гром гремел, и лил дождь…

– Что сделаю я для людей?! – сильнее грома крикнул Данко.

И вдруг он разорвал руками себе грудь, и вырвал из нее свое сердце, и высоко поднял его над головой. Оно пылало так ярко, как солнце, и ярче солнца, и весь лес замолчал, освещенный этим факелом великой любви к людям, а тьма разлетелась от света его и там, глубоко в лесу, дрожащая, пала в гнилой зев болота. Люди же, изумленные, стали как камни.

– Идем! – крикнул Данко и бросился вперед на свое место, высоко держа горящее сердце и освещая им путь людям.

Они бросились за ним очарованные. Тогда лес снова зашумел, удивленно качая вершинами, но его шум был заглушен топотом бегущих людей. Все бежали быстро и смело, увлекаемые чудесным зрелищем горящего сердца. И теперь гибли, но гибли без жалоб и слез. А Данко все был впереди, и сердце его все пылало, пылало!»

«Как все-таки правильно написано, – думал Евгений. – Как верно изображена психология толпы. И как прекрасен этот герой. И этот образ сердца, переполненного любовью, как хорош».

Теперь, когда Евгений и сам познал, что такое любовь, у него не вызывало сомнения, что этого чувства может вполне хватить, чтобы изменить судьбу не только свою и своего любимого человека, но и всех обитающих на земле существ. Пусть только захотят воспользоваться, пойти за ним, отвечая на посыл своей любовью, всегда щедро уготованной каждому – лишь не надо стесняться черпать большими ложками.